Планировал ли Наполеон захватить Москву?

Поскольку беседы с духовным наставником – это дело конфиденциальное, совершенно очевидно, что никаких иных свидетелей данного разговора не могло быть в принципе. Таким образом, нам остается лишь поверить на слово достопочтенному аббату. Однако сразу возникает вопрос: а можно ли ему верить в таком случае или нет? Ведь те самые мемуары де Прадт написал в 1816 году, то есть через четыре года после описанного события и, что немаловажно, через год после окончательной реставрации режима Бурбонов (чему, кстати, де Прадт в немалой степени содействовал, предав своего духовного сына). Так что в данном случае нельзя исключить влияния на автора мемуаров переменившейся политической ситуации.

Кроме того, четыре года – это достаточно долгий срок, за это время многое может стереться в памяти или перевернуться в ней достаточно причудливым образом. Так что верить в то, что через четыре года почтенный аббат смог детально воспроизвести фразу Наполеона (вплоть до интонации, выраженной знаками препинания), наверное, не следует. Конечно же, де Прадт мог пользоваться при написании мемуаров собственными дневниковыми записями, однако таковых в его архиве после смерти обнаружено не было.

Да и вообще насколько велика вероятность того, что сама встреча, о которой епископ Малинский упоминает в своих мемуарах, имела место быть в действительности? Все приближенные императора, в том числе и его личный секретарь, оставили свидетельства того, что весной 1812 года Наполеон действительно встречался с де Прадтом, которому устроил жестокий разнос за то, что тот не выполнил ряд дипломатических поручений императора. Этот разнос был публичным, однако ни о какой конфиденциальной встрече никто не упоминает.

Итак, у нас есть веское основание подозревать Доминика де Прадта в том, что эту фразу он… придумал задним числом, когда уже весь мир знал о том, как прошла русская кампания 1812 года для французов и чем она для них закончилась. При этом достопочтенный аббат, приписывая Наполеону то, чего тот не говорил, преследовал вполне определенные цели: отомстить бывшему начальнику за публичное унижение, а также поспособствовать созданию образа маньяка на троне, который жаждет властвовать над всем миром. Подобный образ был тогда востребован всеми государями Европы, ведь, несмотря на окончательное поражение в 1815 году, Наполеон все еще был весьма популярен не только во Франции, но и за ее пределами. Эта популярность уже поверженного полководца была для европейских монархов-победителей также опасна, как и его армия, если вспомнить хотя бы то, что в 1815 году во время «ста дней» большинство солдат и офицеров из королевских войск перешли на сторону своего возвратившегося из ссылки кумира без единого выстрела. Чтобы не допустить этого впредь, правители не жалели денег на то, чтобы отныне образ великого французского полководца рисовали исключительно черными красками.

Впрочем, сейчас мы явно перегибаем палку, ведь все вышесказанное тоже является не чем иным, как предположением. Но есть ли у историков какие-то факты, способные доказать подобную точку зрения? На самом деле есть. И это написанные весной и летом 1812 года…

Поскольку полководческий талант «трехнедельного удальца» ни у кого не вызывает сомнения, логично предположить, что если Наполеон действительно хотел захватить Киев, Санкт-Петербург и Москву, то это как-то должно было отразиться в его посланиях своим военачальникам накануне кампании 1812 года. Никто же не начинает войну хотя бы без предварительного плана действий, и Наполеон, что бы потом ни говорили его почитатели, рассуждая об импровизаторских способностях императора, всегда таковой составлял. Давайте же посмотрим, какие задачи он ставил своим подчиненным перед самым началом боевых действий.

Итак, 26 марта 1812 года Наполеон распорядился отправить «триста миллье(примерно 0,5 тонны. – Прим. авт.) пороха в Данциг, сто миллье в Торн и двести миллье в Модлин. Вся транспортировка пороха должна быть совершена без задержек». И там же: «Замостье было снабжено всем необходимым, так как эта крепость, возможно, будет осаждена неприятелем в первую очередь». Обратите внимание: все крепости, которые император велит подготовить к осаде, находились в тот момент не на территории Российской империи – это города Пруссии и герцогства Варшавского. То есть за три месяца до начала войны и как раз в тот момент, когда, согласно де Прадту, состоялся тот самый разговор, Наполеон был уверен, что война с русскими будет идти на территории России.

Интересно, что несколько ранее, 16 марта, Наполеон пишет своему начальнику штаба, маршалу Бертье, о том, что: «Передайте князю Экмюльскому (маршал Даву. – Прим. авт.), что я послал ему распоряжения, исходя из варианта, при котором русские не перейдут границу и не начнут вторжение. В этом случае все, что я ему приказал, надо исполнить буквально. Главное, чтобы войска отдохнули, были хорошо накормлены, чтобы на Висле были построены мосты и были в порядке предмостные укрепления. Таким образом, с ее рубежа можно было начать активную фазу кампании в случае, если боевые действия откроются. Но если русские начнут войну, вступив в Пруссию и в герцогство Варшавское… первый корпус выдвинется на рубеж реки Алле и будет угрожать флангу армии (русской. – Прим. авт.), наступающей на Варшаву через Гродно». Как видим, Наполеон рассматривает два варианта начала военных действий, один из которых подразумевает вторжение русской армии в герцогство Варшавское. В этом случае главным оборонительным рубежом император справедливо считает реку Вислу – именно там, по мнению великого полководца, и надлежит сконцентрировать войска для мощного контрудара. Однако, как вы понимаете, от Вислы даже до Киева путь не близкий, не говоря уже о Санкт-Петербурге и Москве.

Далее, 26 мая, когда Наполеон уже не сомневался в том, что ему все-таки придется форсировать Неман, он пишет своему брату Жерому, возглавлявшему правофланговую армейскую группировку великой армии: «Я поручаю вам защиту мостов в Пултуске и Сироцке, на Нареве и Буге, потому что в моем выдвижении я дам неприятелю возможность наступать до Варшавы…» И, наконец, ему же 5 июня, когда до вторжения осталось всего 18 дней, он приказывает постараться«…заставить всех предполагать, что вы будете двигаться на Волынь, и приковать внимание противника как можно дольше к этой провинции. В это время я обойду его правый фланг… перейду Неман и займу Вильну, которая будет первой целью кампании…Когда этот маневр будет замечен неприятелем, он будет либо соединяться и отступать,чтобы дать нам битву, либо сам начнет наступление… Во втором случае, когда… враг будет под стенами Праги (предместье Варшавы. – Прим. авт.) и на берегах Вислы…я охвачу его… и вся его армия будет сброшена в Вислу…».

Итак, как видите, вплоть до самого начала войны Наполеон вообще не предполагал, что ему придется наступать вглубь территории Российской империи. По мнению французского императора, война должна была закончиться либо победой над русской армией в пограничном сражении около города Вильно (современный Вильнюс), либо уничтожением русской армии в окрестностях Варшавы. После чего, по мнению Наполеона, оставшийся без войск император Александр I заключит с ним мир на условиях победителя (что уже было после поражений русской армии при Аустерлице в 1805 году и Фридланде в 1807 году).
Итак, приказы Наполеона не оставляют сомнений в том, что никакой Киев и Петербург, а уж тем более Москву весной 1812 года он не планировал захватывать. Его армия оказалась в Москве лишь потому, что в направлении нашей древней столицы отступили русские войска, которые Наполеон планировал разгромить. 

Письма Наполеона цитируются по книге О.В. Соколова «Битва двух империй. 1805–1812».